Женщины в жизни Александра Блока
Мфвсм-Словарь Рифм
ЖЕНЩИНЫ В ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА
Говорят, с женщинами Блоку не везло. Объясняется это тем, что на первом месте у поэта всегда была его МУЗА, и только на втором – женщина. Поэтому его отношения с нежным полом всегда складывались трудно. Одно время в Петербурге ходила даже легенда о том, как две известные гетеры поочерёдно пытались соблазнить поэта. У них ничего не получилось. До самого утра Блок занимал их разговорами на философские темы, читал стихи, а как только за окном начинало сереть, поднимался с дивана и со словами «Мадам, утро! Извозчик ждет!» выпроваживал очередную гостью. Его жена Любовь Дмитриевна утверждала: «Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет – это платная любовь и неизбежные результаты – болезнь… Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на (одну ночь) несколько (часов) минут. И унизительные, мучительные страдания…»
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ АЛЕКСАНДРА БЛОКА
Ксения Михайловна Садовская, до замужества Островская, родилась в 1859 году, в семье мелкого акцизного чиновника в Херсонской губернии. Семья жила бедно и едва сводила концы с концами: долги, нужда, бесконечные унижения. Но родители Ксении постарались дать дочери хорошее образование.
Она училась сначала в частной женской гимназии в Одессе, потом - в Москве и Петербурге. У девочки был хороший голос, она собиралась стать артисткой, но внезапная болезнь горла не дала ей закончить консерваторию.
И девушка из обедневшей семьи вынуждена была пойти на службу в Статистический комитет, чтобы самой зарабатывать на жизнь.
Своего будущего мужа она встретила на одном из спектаклей Мариинского театра. Садовский был довольно обеспеченным человеком и в то время занимал должность товарища министра. И когда он сделал ей предложение, она не раздумывала: нищета надоела.
После рождения третьего ребёнка статская советница поехала в Южную Германию лечить расшатанное здоровье. И уж никак не рассчитывала встретить здесь любовь. В ее-то годы! Тридцать восемь лет! О какой любви может идти речь? Так если – только о легком, ни к чему не обязывающем, приключении.
Она, светская дама, говорунья и кокетка, наверное, желала развлечься, заманить в омут огромных синих глаз кого - нибудь из скучающих щеголей. Но уж никак не мальчика в гимназической тужурке, покорно носившего за матерью и теткой, с которыми он приехал на курорт, многочисленные книги, пледы, зонты и шали.
Александру тогда только что исполнилось шестнадцать лет. Тетушка Блока, писательница Мария Андреевна Бекетова вспоминала: «Она первая заговорила со скромным мальчиком, который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. Красавица всячески старалась завлечь неопытного мальчика».
Для неё это было курортное, ни к чему не обязывающее знакомство. Высокая, статная, оживленная, очень красивая и элегантная темноволосая дама с тонким профилем, совершенно синими глазами и глубоким, вкрадчиво-протяжным голосом явно искала развлечений. Звали ее Ксенией Михайловной Садовской.
Могла ли она знать, что готовит ей судьба?
Александр ухаживал неумело, но страстно, чем немало смущал Ксению Михайловну. Юноша был горяч, постоянно докучал ей: каждое утро приносил розы, молча, сопровождал даму, прячась в кустах, вздыхал и пытался поймать её взгляд. Ксения Михайловна пыталась превратить эту игру в шутку - то приказывала ему быть смелее, то запрещала являться на глаза, то била зонтиком по руке, то возвращала цветы и высмеивала его. Но в какой-то момент увлеклась сама. Шёпот пылкого юноши во время одиноких катаний на лодке подействовал…
И она сдалась. Борьба с неистовым поклонником и собственным сердцем была проиграна. Однажды Александр возвратился домой под утро, бледный и еще более отчаянно влюбленный. И записал в своей книжке:
Ночь все темней и благовонней,
Все громче свищут соловьи,
Все бесконечней, многотонней,
Журчат незримые струи...
За старой липой покрывало
Мелькнуло, скрылось... Вот опять...
И в лунном свете побежала
Тропою тень ее порхать...
В такую ночь успел узнать я,
При звуках ночи и весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны.
И ещё:
Сердце занято мечтами,
Сердце помнит долгий срок,
Поздний вечер над прудами,
Раздушенный ваш платок...
Именно в эти дни был открыт первый лирический цикл стихов Блока, озаглавленный тремя буквами: «К.М.С». И впервые ни одной строчки из этого цикла он не прочитал матери. Маменька встревожилась не на шутку. Она нанесла утренний визит любовнице сына, кричала, хваталась за сердце, угрожала «гнусной совратительнице молодого дарования» серной кислотой и даже каторгой. Ксения Михайловна отреагировала неожиданно. Выслушала угрозы, чему-то улыбнулась и… отворила дверь.
А дома мать принялась устраивать сыну истерики с заламыванием рук и мольбами: «Капель, мне, Саша! Капель!» Но ничего не помогало. Сын впервые был совершенно равнодушен ко всему на свете, кроме своей «синеокой красавицы», которая была на год старше матери своего возлюбленного…
Александра Андреевна писала домой (не без ехидства): «Сашура у нас тут ухаживал с великим успехом, пленил барыню, мать троих детей... Смешно смотреть на Сашуру в этой роли. Не знаю, будет ли толк из этого ухаживания для Сашуры в смысле его взрослости, и станет ли он после этого больше похож на молодого человека. Едва ли». А сыну она цинично заявила: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?»
В тот же день Сашу увезли домой. Он побежал к Садовской прощаться. И подарил ей полуувядшую розу.
После этого они не виделись почти восемь месяцев. Причиной этого были истерики Александры Андреевны, все время заглядывающей в дневник сына, в семье Блока, семейная рутина и давящий быт - в доме Садовских.
Страшную жизнь забудем, подруга,
Грудь твою страстно колышет любовь,
О, успокойся в объятиях друга,
Страсть разжигает холодную кровь.
Наши уста в поцелуях сольются,
Буду дышать поцелуем твоим.
Боже, как скоро часы пронесутся...
Боже, какою я страстью томим!..
Однако несколько тайных встреч в Петербурге все же было.
Второе из дошедших писем Блока, посланное 10 марта 1898 года, начинается с оправдания: «Если бы Ты, дорогая моя, знала, как я стремился все время увидеть Тебя, Ты бы не стала упрекать меня…» И дальше — с обезоруживающей наивностью: «Меня удерживало все время опять-таки чувство благоразумия, которое, Ты знаешь, слишком развито во мне и простирается даже на те случаи, когда оно вовсе некстати: у меня была масса уроков на неделе, а перед праздниками все время приходилось уходить к родственникам».
Страсть разжигает даже холодную кровь! Так или иначе, они встречались — и, как можно догадываться, почин в большинстве случаев принадлежал ей. Появилась дуэнья-конфидентка — ее младшая сестра. Через нее передавались письма, и она же деятельно старалась поколебать «чувство благоразумия», владевшее юным любовником.
Но как не стремился Блок скрыть свои отношения с Садовской, о них стало известно в его семье. На этот раз мать встревожилась не на шутку. Со слов самой Садовской известно, что Александра Андреевна приехала к ней и взяла с нее обещание, что она отстранит от себя потерявшего голову юношу.
Однако, слова своего Ксения не сдержала. Встречи продолжались. По вечерам, в назначенный час он поджидал ее с закрытой каретой в условленном месте. Были и хождения под ее окнами, и уединенные прогулки, сырые сумерки, тихие воды и ажурные мостики Елагина острова, были и беглые свидания в маленьких гостиницах. Все было…
Именно в это время написаны стихи, в которых тема любви переплетается с темой Петербурга — города, полного тревог и тайн.
Помнишь ли город тревожный,
Синюю дымку вдали?
Этой дорогою ложной
Молча с тобою мы шли…
Наша любовь обманулась,
Или стезя увлекла —
Только во мне шевельнулась
Синяя города мгла.
Их встречи продолжались — до конца 1899 года, а переписка — до августа 1901-го. Переписка все больше приобретает характер выяснения отношений. Бесконечно обсуждается вопрос о возвращении ее писем и фотографий. Он посылает свои стихи, посвященные ей, цитирует любимого Фета, но она, оказывается, не любит стихов и не верит им. Весной 1900 года Садовская из Южной Франции зовет Блока в Бад - Наугейм, — он не может поехать «из-за денег». Она пишет, что не принять деньги от нее — «преступление»; он отвечает, что принять их — «по меньшей мере, глубокая безнравственность». Вместо «Ты» и «дорогая Оксана» появляются «Вы» и «Ксения Михайловна».
Июльское письмо 1900 года — уже прощальное. Ксения Михайловна, как видно, кляла судьбу за то, что они встретились. Блок отвечает: «Я не могу сжечь все то, чему поклонялся… Но разве то, что я ничего не сжигаю, значит, что я могу думать и чувствовать так же, как думал и чувствовал три года тому назад? В этом только смысле и можно обвинять судьбу, а не за то, что она столкнула нас. Судьба и время неумолимы даже для самых горячих порывов, они оставляют от них в лучшем случае жгучее воспоминание и гнет разлуки».
Все кончилось, как и должно было кончиться между юношей, только что вступившим в жизнь, и женщиной, разменявшей пятый десяток.
Последнее письмо Блока «многоуважаемой Ксении Михайловне» (13 августа 1901 года) холодно и почти небрежно. Он просит прощения, что не ответил на три ее письма: «…впрочем, и оправдываться теперь как-то поздно и странно, слишком много воды утекло, слишком много жизни ушло вперед и очень уж многое переменилось и во мне самом и в окружающем… Мне приятно все прошедшее; я благодарю Вас за него так, как Вы и представить себе не можете… Я считаю себя во многом виноватым перед Вами».
Это было последнее, решительное письменное объяснение. На этот раз унижалась она, и, в конце концов, назвав юношу «изломанным человеком», она проклянет свою судьбу за то, что встретила его. Как выяснилось позже, для нее, умудренной опытом кокетки, годившейся Блоку в матери, этот бурный роман оказался единственным сильным чувством, растянувшимся на двадцать лет.
Больше они никогда не встречались и не обменялись ни единым словом.
Чувство, которое Александр питал к Садовской не могло быть долговечным. Тем более что на горизонте появилась Любочка Менделеева, женщина, с которой он – то постоянно влюбляясь и превознося до небес, то постоянно изменяя ей и мучая ее, то терпеливо снося ее измены, – останется до самой смерти.
В июне 1909 года, в очень тяжелую пору своей жизни, Блок снова очутился в Бад - Наугейме на месте своей первой любви. Через двенадцать лет там почти ничего не изменилось – изменился только он сам:
Мфвсм-Словарь Рифм
ЖЕНЩИНЫ В ЖИЗНИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА
Говорят, с женщинами Блоку не везло. Объясняется это тем, что на первом месте у поэта всегда была его МУЗА, и только на втором – женщина. Поэтому его отношения с нежным полом всегда складывались трудно. Одно время в Петербурге ходила даже легенда о том, как две известные гетеры поочерёдно пытались соблазнить поэта. У них ничего не получилось. До самого утра Блок занимал их разговорами на философские темы, читал стихи, а как только за окном начинало сереть, поднимался с дивана и со словами «Мадам, утро! Извозчик ждет!» выпроваживал очередную гостью. Его жена Любовь Дмитриевна утверждала: «Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет – это платная любовь и неизбежные результаты – болезнь… Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на (одну ночь) несколько (часов) минут. И унизительные, мучительные страдания…»
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ АЛЕКСАНДРА БЛОКА
Ксения Михайловна Садовская, до замужества Островская, родилась в 1859 году, в семье мелкого акцизного чиновника в Херсонской губернии. Семья жила бедно и едва сводила концы с концами: долги, нужда, бесконечные унижения. Но родители Ксении постарались дать дочери хорошее образование.
Она училась сначала в частной женской гимназии в Одессе, потом - в Москве и Петербурге. У девочки был хороший голос, она собиралась стать артисткой, но внезапная болезнь горла не дала ей закончить консерваторию.
И девушка из обедневшей семьи вынуждена была пойти на службу в Статистический комитет, чтобы самой зарабатывать на жизнь.
Своего будущего мужа она встретила на одном из спектаклей Мариинского театра. Садовский был довольно обеспеченным человеком и в то время занимал должность товарища министра. И когда он сделал ей предложение, она не раздумывала: нищета надоела.
После рождения третьего ребёнка статская советница поехала в Южную Германию лечить расшатанное здоровье. И уж никак не рассчитывала встретить здесь любовь. В ее-то годы! Тридцать восемь лет! О какой любви может идти речь? Так если – только о легком, ни к чему не обязывающем, приключении.
Она, светская дама, говорунья и кокетка, наверное, желала развлечься, заманить в омут огромных синих глаз кого - нибудь из скучающих щеголей. Но уж никак не мальчика в гимназической тужурке, покорно носившего за матерью и теткой, с которыми он приехал на курорт, многочисленные книги, пледы, зонты и шали.
Александру тогда только что исполнилось шестнадцать лет. Тетушка Блока, писательница Мария Андреевна Бекетова вспоминала: «Она первая заговорила со скромным мальчиком, который не смел поднять на нее глаз, но сразу был охвачен любовью. Красавица всячески старалась завлечь неопытного мальчика».
Для неё это было курортное, ни к чему не обязывающее знакомство. Высокая, статная, оживленная, очень красивая и элегантная темноволосая дама с тонким профилем, совершенно синими глазами и глубоким, вкрадчиво-протяжным голосом явно искала развлечений. Звали ее Ксенией Михайловной Садовской.
Могла ли она знать, что готовит ей судьба?
Александр ухаживал неумело, но страстно, чем немало смущал Ксению Михайловну. Юноша был горяч, постоянно докучал ей: каждое утро приносил розы, молча, сопровождал даму, прячась в кустах, вздыхал и пытался поймать её взгляд. Ксения Михайловна пыталась превратить эту игру в шутку - то приказывала ему быть смелее, то запрещала являться на глаза, то била зонтиком по руке, то возвращала цветы и высмеивала его. Но в какой-то момент увлеклась сама. Шёпот пылкого юноши во время одиноких катаний на лодке подействовал…
И она сдалась. Борьба с неистовым поклонником и собственным сердцем была проиграна. Однажды Александр возвратился домой под утро, бледный и еще более отчаянно влюбленный. И записал в своей книжке:
Ночь все темней и благовонней,
Все громче свищут соловьи,
Все бесконечней, многотонней,
Журчат незримые струи...
За старой липой покрывало
Мелькнуло, скрылось... Вот опять...
И в лунном свете побежала
Тропою тень ее порхать...
В такую ночь успел узнать я,
При звуках ночи и весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны.
И ещё:
Сердце занято мечтами,
Сердце помнит долгий срок,
Поздний вечер над прудами,
Раздушенный ваш платок...
Именно в эти дни был открыт первый лирический цикл стихов Блока, озаглавленный тремя буквами: «К.М.С». И впервые ни одной строчки из этого цикла он не прочитал матери. Маменька встревожилась не на шутку. Она нанесла утренний визит любовнице сына, кричала, хваталась за сердце, угрожала «гнусной совратительнице молодого дарования» серной кислотой и даже каторгой. Ксения Михайловна отреагировала неожиданно. Выслушала угрозы, чему-то улыбнулась и… отворила дверь.
А дома мать принялась устраивать сыну истерики с заламыванием рук и мольбами: «Капель, мне, Саша! Капель!» Но ничего не помогало. Сын впервые был совершенно равнодушен ко всему на свете, кроме своей «синеокой красавицы», которая была на год старше матери своего возлюбленного…
Александра Андреевна писала домой (не без ехидства): «Сашура у нас тут ухаживал с великим успехом, пленил барыню, мать троих детей... Смешно смотреть на Сашуру в этой роли. Не знаю, будет ли толк из этого ухаживания для Сашуры в смысле его взрослости, и станет ли он после этого больше похож на молодого человека. Едва ли». А сыну она цинично заявила: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?»
В тот же день Сашу увезли домой. Он побежал к Садовской прощаться. И подарил ей полуувядшую розу.
После этого они не виделись почти восемь месяцев. Причиной этого были истерики Александры Андреевны, все время заглядывающей в дневник сына, в семье Блока, семейная рутина и давящий быт - в доме Садовских.
Страшную жизнь забудем, подруга,
Грудь твою страстно колышет любовь,
О, успокойся в объятиях друга,
Страсть разжигает холодную кровь.
Наши уста в поцелуях сольются,
Буду дышать поцелуем твоим.
Боже, как скоро часы пронесутся...
Боже, какою я страстью томим!..
Однако несколько тайных встреч в Петербурге все же было.
Второе из дошедших писем Блока, посланное 10 марта 1898 года, начинается с оправдания: «Если бы Ты, дорогая моя, знала, как я стремился все время увидеть Тебя, Ты бы не стала упрекать меня…» И дальше — с обезоруживающей наивностью: «Меня удерживало все время опять-таки чувство благоразумия, которое, Ты знаешь, слишком развито во мне и простирается даже на те случаи, когда оно вовсе некстати: у меня была масса уроков на неделе, а перед праздниками все время приходилось уходить к родственникам».
Страсть разжигает даже холодную кровь! Так или иначе, они встречались — и, как можно догадываться, почин в большинстве случаев принадлежал ей. Появилась дуэнья-конфидентка — ее младшая сестра. Через нее передавались письма, и она же деятельно старалась поколебать «чувство благоразумия», владевшее юным любовником.
Но как не стремился Блок скрыть свои отношения с Садовской, о них стало известно в его семье. На этот раз мать встревожилась не на шутку. Со слов самой Садовской известно, что Александра Андреевна приехала к ней и взяла с нее обещание, что она отстранит от себя потерявшего голову юношу.
Однако, слова своего Ксения не сдержала. Встречи продолжались. По вечерам, в назначенный час он поджидал ее с закрытой каретой в условленном месте. Были и хождения под ее окнами, и уединенные прогулки, сырые сумерки, тихие воды и ажурные мостики Елагина острова, были и беглые свидания в маленьких гостиницах. Все было…
Именно в это время написаны стихи, в которых тема любви переплетается с темой Петербурга — города, полного тревог и тайн.
Помнишь ли город тревожный,
Синюю дымку вдали?
Этой дорогою ложной
Молча с тобою мы шли…
Наша любовь обманулась,
Или стезя увлекла —
Только во мне шевельнулась
Синяя города мгла.
Их встречи продолжались — до конца 1899 года, а переписка — до августа 1901-го. Переписка все больше приобретает характер выяснения отношений. Бесконечно обсуждается вопрос о возвращении ее писем и фотографий. Он посылает свои стихи, посвященные ей, цитирует любимого Фета, но она, оказывается, не любит стихов и не верит им. Весной 1900 года Садовская из Южной Франции зовет Блока в Бад - Наугейм, — он не может поехать «из-за денег». Она пишет, что не принять деньги от нее — «преступление»; он отвечает, что принять их — «по меньшей мере, глубокая безнравственность». Вместо «Ты» и «дорогая Оксана» появляются «Вы» и «Ксения Михайловна».
Июльское письмо 1900 года — уже прощальное. Ксения Михайловна, как видно, кляла судьбу за то, что они встретились. Блок отвечает: «Я не могу сжечь все то, чему поклонялся… Но разве то, что я ничего не сжигаю, значит, что я могу думать и чувствовать так же, как думал и чувствовал три года тому назад? В этом только смысле и можно обвинять судьбу, а не за то, что она столкнула нас. Судьба и время неумолимы даже для самых горячих порывов, они оставляют от них в лучшем случае жгучее воспоминание и гнет разлуки».
Все кончилось, как и должно было кончиться между юношей, только что вступившим в жизнь, и женщиной, разменявшей пятый десяток.
Последнее письмо Блока «многоуважаемой Ксении Михайловне» (13 августа 1901 года) холодно и почти небрежно. Он просит прощения, что не ответил на три ее письма: «…впрочем, и оправдываться теперь как-то поздно и странно, слишком много воды утекло, слишком много жизни ушло вперед и очень уж многое переменилось и во мне самом и в окружающем… Мне приятно все прошедшее; я благодарю Вас за него так, как Вы и представить себе не можете… Я считаю себя во многом виноватым перед Вами».
Это было последнее, решительное письменное объяснение. На этот раз унижалась она, и, в конце концов, назвав юношу «изломанным человеком», она проклянет свою судьбу за то, что встретила его. Как выяснилось позже, для нее, умудренной опытом кокетки, годившейся Блоку в матери, этот бурный роман оказался единственным сильным чувством, растянувшимся на двадцать лет.
Больше они никогда не встречались и не обменялись ни единым словом.
Чувство, которое Александр питал к Садовской не могло быть долговечным. Тем более что на горизонте появилась Любочка Менделеева, женщина, с которой он – то постоянно влюбляясь и превознося до небес, то постоянно изменяя ей и мучая ее, то терпеливо снося ее измены, – останется до самой смерти.
В июне 1909 года, в очень тяжелую пору своей жизни, Блок снова очутился в Бад - Наугейме на месте своей первой любви. Через двенадцать лет там почти ничего не изменилось – изменился только он сам: